back / назад

СЦЕНАРИЙ ФИЛЬМА «ЭТО Я, ГОСПОДИ» («ОДИН ИЗ ВАС») Виктор Крекер, Россия Эпиграф (белые буквы по черному фону плывут снизу вверх, на экране одновременно только один эпиграф): «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только отец мой один» Откр. От Матфея, гл. 24, стих 36. «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу» Откр. От Марка, гл. 4, стих 22. «Кто хочет творить волю его, тот узнает о сем учении, от бога ли оно, или я сам от себя говорю» Глава 7, стих 17. «И никто, пив старое вино, не захочет тот час молодого, ибо говорит: старое лучше» Откр. От Луки, гл. 5, стих 30 Распятие. Крест еще лежит на земле. Окружающий ландшафт - только камни и песок. Крупный план: гвоздь приставляют к ладони Иисуса (рука грязная и худая. Молоток - в большой холеной руке со сверкающим золотым перстнем). На фоне голубого неба – взмах молотка. Лицо Иисуса. Слышен стук молотка, лицо искажается в крике. С каждым новым ударом молотка идут кадры: - взлетает стая белых птиц, - испуганный зайчик быстро поворачивает голову к зрителю, - тигр настораживает уши, - негр в джунглях молится, - индеец в прерии смотрит в небо, камера как бы пролетает над ним, приближается к его лицу, глаза крупным планом, - аскет в лотосе, слеза катится по лицу, - орел атакует жертву. Начинают прибивать обе руки сразу, удары молотков и крики образуют странную музыку. Камера направлена прямо на Солнце (взгляд Иисуса). Объектив как бы закрывается красными веками. За кадром – звонкий стук молотка вперемежку со стонами. Стон затихает, шепот под тот же монотонный стук: «Каждый удар молотка был созвучен моему сердцу. И эта ужасная и божественная музыка казалось никогда не кончится, как борьба между добром и злом». Крест и Иисусом вздымается с терзающим слух скрипом. Камера в это время находится снизу, одинокий крест на фоне голубого чистого неба выглядит огромным, он как бы поднимается над землей, как стабильный и могущественный, навеки утвердившийся. Как предупреждение всем будущим пророкам. Перебивка при подъеме креста: жилистые солдаты тянут веревки, напряжены мускулы, вздуты вены, пятки зарываются в горячий песок. Маленький мальчик вырывается из толпы, чтобы помочь солдатам. Общий план: лица толпы поднимаются вслед за крестом. На толпе – тень креста. Крест установлен. Движение камеры от Солнца через небо в пейзаж с толпой (взгляд Иисуса). Разные лица, старые и молодые (общее выражение обывательское) показаны крупным планом. Голос Иисуса за кадром: «Все они смотрели на меня, будто ждали чуда, но я знал, что я – лишь один из них». После паузы голос продолжает: «Мое имя – Эммануэль, но меня знают, как Иисуса». Затем идет высветление затем – затемнение, переход в следующий кадр. Ночь, дождь, кривые улочки еврейского поселения. Одинокая фигура женщины, завернутой в покрывало. Она проходит вдоль по улице и стучится в закрытые дома, никто не открывает ей. Постепенно зажиточные дома сменяются бедными лачугами. Наконец старая еврейка трясущейся рукой указывает ей на дом Иосифа, скрипучим голосом говоря, что он добрый и одинок. Мария у дверей Иосифа. Свет проходит сквозь щели ветхих стен. Босые ноги Марии крупным планом, ее волосы. Крупным планом: рука, стучащая в дверь. Дверь медленно отворяется сама, и свет от очага падает на лицо Марии. Ее глаза блестят от испуга и надежды. Иосиф в это время сидит за столом и мастерит детскую колыбельку. Он поворачивается к двери и смотрит на девушку. Медленно встает, берет девушку за локоть, проводит, закрывает за ней дверь. Он снимает с нее мокрое покрывало. Девушка оказывается нагой, и мы видим, что она беременна. Живот показан сверху (взгляд Иосифа). Они сидят за столом, на столе горит свеча. Мария завернута в какое-то старое одеяло. Он наливает молока, Мария берет его озябшими руками, пьет. Иосиф: «Ты останешься здесь этой ночью, но завтра утром уходи, откуда пришла.» Она опускает глаза. Иосиф задувает свечу. Темнота. Сон Иосифа: Голос за кадром: «Предки Иосифа пришли из Вавилона. Множесчтво религий и культур смешалось в этом городе и вся их мудрость была в крови Иосифа. Бок о бок там жили зороастристы и митраисты, евреи и арабы, греки и индусы, Армяне и шумеры. Греческую философию пришла с македонцами шедшими с военными походами в Индию, а возвращаясь обратно они распространяли знания этой великой страны». В это время мы видим на экране: Маршируют греческие колонны (слева направо). Размытый фон – сменяют друг друга различные греческие статуи, архитектура. Крупный план греческой статуи сменяется крупным планом грубых солдатских лиц, оружия, вихрей песка под ногами. Средний план: те же солдаты, возвращаются (справа налево) неорганизованной толпой, в центре – пленники. Среди пленников – богатые с собственными рабами и бедняки. Камера выбирает одного из них – старого аскета с седыми длинными волосами. Его лицо словно излучает свет, он выглядит не как пленник, скорее как ребенок, не потерявший гармонии и интереса к жизни. Слова о мудрости Индии приходятся как раз на этот момент. Камера приближается к его лицу. Глаза старика голубые, как небо. Камера наезжает на них, пока экран не станет полностью голубым. На этом голубом фоне летит белый голубь. В это время голос за кадром продолжает: «Если бы все люди были такими, как Иосиф, не было бы нужды во мне. Аминь». Экран постепенно из голубого превращается в черный, птица продолжает лететь, пока не растворяется в темноте. Документальные кадры быстро сменяют друг друга (черно-белые): - ядерный взрыв, - небоскребы 11 сентября, - парады нацистов (Лени Рифеншталь), - кадры военной хроники (Вьетнам, I, II мировые…), - пытки инквизиции, - концентрационные лагеря… Продолжается сон Иосифа: темный экран, посередине – арка, залитая солнечным светом, на ее фоне - темный силуэт женщины, похожей на Марию. Свет образует ареол вокруг ее головы. Мужской голос говорит за кадром: «Это дитя дано тебе и ей Богом. Он спасет мир. Пришло время пожертвовать твоим добрым именем и мнением людей.» Слышны раскаты грома, темнота вспыхивает от молнии. Иосиф просыпается. Темный экран, слышен тихий, неуверенный скрип двери. Иосиф открывает глаза, комната слабо освещена утренним солнцем, первое, на что падает его взгляд – вчерашняя детская колыбелька. Камера медленно поворачивается к полуоткрытой двери. Он видит словно повторение своего сна: темный силуэт уходящей девушки на фоне проема двери, поднимающееся Солнце как раз над ее головой. Иосиф, уставившись на девушку, поднимается с постели. Она шагает за дверь и растворяется в ярком солнечном свете. Иосиф протягивает руку и зовет ее: «Мария!» Мария оборачивается, крупный план ее лица, глаз. Она растеряна. Крупный план глаз Иосифа, смотрящего на Марию. Смена крупных планов глаз Марии и Иосифа. Голос за кадром: «С тех пор у меня два отца. И говоря об одном я думаю о другом». Камера находится со спины идущих вперед легионеров, как бы взгляд одного из воинов, идущего во второй шеренге. Летят стрелы врагов, пробивая щиты, попадая в кого-то из солдат. С криками приближаются воины – противники. Одеты в шкуры, грубые рубахи, у многих волосы заплетены в косы, некоторые – с усами и бородой. Преимущественно – темноволосые. Вооружены мечами, копьями, дубинами. Батальные сцены: Крупным планом – лицо Иммануила. Он идет, как бесстрашный легионер. Вот он разит мечом одного, идету удальше, отражает удар, протыкает живот другому врагу, тот нагибается так, что его лицо оказывается перед лицом Иммануила, смотрит непонимающими глазами, изо рта идет кровь. Но Иммануил просто отбрасывает его щитом в сторону и идет дальше. Несколько кровавых сцен. Общий план: легионеры ходят по полю, собирая золото и оружие варваров, кто берет себе, кто отдает командиру, все это складывается в кучу, нагружается в телеги. На этом фоне Иммануил идет с отрешенным лицом. Сцена: крыса противостоит вороне, не поделив с ней человеческое тело. К Иммануилу подходит его начальник, дружелюбно хлопает его по плечу, звон лат. На протяжении всех этих сцен слышен лязг металла, скрип колес, стоны писк мышей. Начальник говорит: «Здорово мы их сделали сегодня! У нас почти нет потерь. Твари! Еще наверное считают себя людьми. Я видел, что они делают с пленными римлянами. Ну а мы сегодня хорошо поработали и хорошо отдохнем.» Общий план, ночь, огромный палаточный лагерь, римляне веселятся, один рассказывает историю из гражданской жизни, все смеются, при этом едят. Кто-то хоронит своих друзей. Иммануил сидит не со всеми и ножом вытачивает фигурку человечка. После паузы он говорит этой фигурке: «Ты у меня будешь хорошим, я тебя не отправлю на эту бойню…» На рассвете. Солнце восходит, стенобитные орудия, римские легионеры стоят строем. Перед ними жирный полководец. Говорит писклявым голоском: «Воины великого Рима!» Рядом с толстяком находится миловидный мальчик, оба – на лошадях. Все слова толстяка доносит до публики здоровый, мускулистый римлянин в побывавших в бою латах. Толстяк – с бородавкой, его латы блестят, чуть ли не из золота, с яркими перьями и парчой, (то ли попугай, то ли петух) все вместе напоминает зажравшегося клоуна. Пацан – в нежно-голубом с элементами эротики. Здоровяк – с мощным басом, четкой дикцией очень выразительно доводит слова военачальника до солдат. Речь толстяка: Воины Великого Рима! Мы уже разбили этих дикарей, этих кровожадных варваров, которые не хотят жить в содружестве культурных народов. Мы сделали нашу всеобщую родину еще больше и еще величественнее, мы сделали эту победу, не щадя ни крови ни самой жизни. Все это время толстяк показан сатирически, читает по бумажке, даже не вникая в суть слов, которые читает. Но слова легионера звучат очень убедительно. Показаны крупным планом лица легионеров. Какой-то молодой парень, слушая, пускает слезу. Суровые лица стариков. Речь продолжается. Сыны Великого Рима, мы видим последний оплот, змеиное логово врагов всего человечества. Преподадим этим нелюдям окончательный урок. Победа за нами, с нами бог. Толстяк говорит удивленно: «Все? Какой мудрец это писал?» Легионер начинает повторять: «Все…», толстяк останавливает: «Заткнись, болван», легионер в растерянности. Толстяк пучит глаза, перебирая пальцами в воздухе: «Боже мой, с кем приходится воевать! От меня лично добавь: половина того, что вы добудете в этом городе – ваша. Можете поразвлечься с женщинами… и не только…» Хитро смеется, смотря на своего пацана. Легионер растерянно доносит его слова, чувствуя себя не в своей тарелке. Солдаты приветствуют цезаря (толстяка), мечи и копья взмывают в небо (вид снизу), толстяк разворачивается и со своей свитой уходит в тыл. Стенобитные машины идут к городу. Штурм города. Солдаты врываются в город. Бои на улицах города. Иммануил тоже воюет. Римляне побеждают. Иммануил видит, как насилуют девушку. К насильнику подходит другой римский солдат, и что-то ему говорит о Митре и о грехе. Тот встает и убивает этого солдата. Замахивается мечом на женщину, но Иммануил ему делает вызов и убивает. Он обнаруживает, что несколько солдат смотрят на него. Одни из них хотят его убить, другие – за него. Между ними разгорается драка. Сторонники Иммануила побеждают. Собираются уходить, но женщина кричит: «Возьмите меня с собой! У меня убили мать, отца и мужа» Женщина - с черными, длинными, растрепанными волосами, прикрытая какой-то тканью. Четыре солдата и женщина идут по городу, где празднуют победу. Все пьяные, везде смех, вперемежку с криками женщин. Вечером в солдатском лагере: толстый офицер видит эту компанию и, заметив женщину, подходит к ним и говорит: какая красотка, хватает ее за руку и тащит за собой. Она сопротивляется. Толстяк бьет ее, она падает. Все происходит около костра. Он ее хватает за ногу и тащит по земле. Иммануил преграждает ему дорогу. Называет его по имени: «Август, мы договорились с ребятами, что эту женщину мы поставим сегодня на ком, так что ты прости.» И взамен ему дает какую-то золотую бляху. Тот берет бляху в руки и говорит: был приказ: никаких женщин в лагере, если она окажется шпионкой, то я тебя вздерну вместе с ней. Иммануил говорит: «Хорошо». Офицер отпускает ногу девчонки и уходит в темноту. Они сидят впятером у костра Иммануил говорит: «Все сама слышала». Женщина плачет, кидается обнимать его: «Не бросайте меня! Вы мне как братья. Я могу умереть за вас.» Один из них дает ей бокал вина и говорит: «Успокойся, выпей, оденем тебя в мужскую одежду, подстрижем волосы и будешь мальчиком на побегушках». День. По дороге идут колонны римских солдат. Среди них четверо друзе и переодетая девчонка. Где-то вдалеке горит город. Вдоль дороги распинают несколько десятков людей. Иммануил спрашивает у одного из своих друзей: «Кто это такие?» - Это дезертиры митраисты. - Кто такие митраисты? - Это новая религия, говорят, пришла с Персии, но многие римляне уже принадлежат ей. - О чем эта религия? - Вечером расскажу. Колонна уходит вдаль. Ночь. Иммануил будит солдата, обещавшего ему рассказать про Митру. Они выходят все вместе и недалеко от лагеря складывают хворост для костра. Поджигая этот хворост, солдат говорит: «Митра – это бог света». Говорят, что он родился очень давно, в Индии. В день зимнего солнцестояния, 25 декабря. Он родился в скале и первыми к нему пришли поклониться пастухи. И трое животных: орел, телец и лев. В честь рождения его все пили вино и ели хлеб. Митра боролся со всем злом на земле и всегда побеждал. А когда он умер, он вознесся на небо. И те, кто живет, как завещал он, видят его и днем и ночью. И когда они умрут, он их тоже заберет к себе на небо. Иммануил спрашивает: «Откуда Митре знать, что такое добро, и что есть зло? И вообще, откуда ты сам это знаешь?» - Мне об этом говорил мой отец. Он был персом. Отец мне рассказывал, что в природе нет добра и нет зла, что Природа – это есть бог. Олень не виноват, что он олень, и волк не виноват, что он волк. Если бы волки не жили охотой, они бы давно вымерли. Такими их создал бог. У них нет выбора. Но у людей он есть. И люди часто опускаются гораздо ниже волков. Волки не убивают своих собратьев и не испытывают радости, издеваясь над жертвой. Митра это знал и его оружие было направлено против людей, которые с целью наживы или ради похоти убивают других людей. Поэтому Митра родился с мечом в руке. Он призывал к миру и отстаивал этот мир мечом. Вот поэтому я и пошел в легионеры. Но теперь я понял, что я ошибался. Мы воюем не за добро, а мы – направляемые нашими цезарями на бойню для того чтоб увеличивать их казну. И нам приходится переступать через свою совесть постоянно. Но что толку завоевать весь этот мир, если ты при этом можешь потерять душу. В это время к костру подходят еще солдаты, подкидывают хворост и присаживаются. Рассказчик продолжает: Митра говорил, что над человеком не должно быть другого человека, который бы указывал, что ему делать, тем более убивать и грабить. Ведь божественное – это связь нашей совести с окружающим нас миром. Рассказчик достает из сумочки раскрашенную дощечку, на которой изображен человек в белых одеждах. В одной руке он держит меч, другая указывает в небо. Вокруг его головы – ореол. По углам доски – орел, телец, лев и человек с крыльями (крупным планом показать икону). Пламя костра играет на дощечке. Тишина. Ее прерывает крик: «Это что за сборище! Быстро все - по палаткам». Иммануил лежит на лежанке, слабое пламя костра. Думает. В это время начинаются крики, переполох. Иммануил выбегает из палатки и видит, как рассказчика под большой охраной куда-то тащат. День. Опять колонны солдат идут по дороге. Мимо распятого уже мертвого рассказчика. Девушка плачет. Иммануил ей говорит: я сегодня ночью уйду. Уйду из армии. Девушка говорит: а если они тебя поймают? Поймают, так поймают. Она ему говорит: здесь несколько солдат, которые вчера слушали Ессея, тоже собираются уходить. Ночь. В палатку к Иммануилу приходит солдат и говорит: «Идем». Иммануил спрашивает: «Сколько вас?» С тобой – двенадцать, не считая девушки. Они подходят к конюшне, садятся на лошадей и скачут прочь. В одном поселке они меняют лошадей на еду. …Спустя несколько лет (надпись на экране) Открывается калитка во двор, и пацан говорит: там пришли какие-то чужаки проповедовать слово Божие. Две девушки, сидящие за какой-то работой спрашивают: а они красивые? – и улыбаются. Гости стоят на возвышенной каменистой площадке, жители деревни сидят перед ними. Та же девушка спрашивает с места: а почему в вашем отряде только одни мужчины, или вам женщины вообще не нужны? Но ее никто не слушает, и она оказывается в неловком положении. Иммануил говорит жителям: мой Отец Небесный послал меня на землю для того, чтоб я вам сказал истину, а истина гласит… Из толпы встает здоровенный мужик и говорит гневно: какое право ты, чужеземец, имеешь не в своем доме устанавливать свои порядки, и вообще, какое право ты имеешь говорить! Иммануил спокойно, мягким голосом отвечает: истина проста, как и все вокруг нас, такая же простая, как я -–сын Божий, как и вы – все его дети. Сказано в писании: око за око, я же говорю, ударили по одной щеке, подставь и другую… Тот же здоровяк выходит с места и говорит: сейчас проверим. Срывается с места, подходит к Иммануилу, замахивается, хочет нанести удар, но его руку перехватывает Петр. Здоровяк обращается к публике: вы все видите этих богохульников, мы же будем поступать как отцы наши: око за око. Гоните их прочь! Разъяренная старуха бежит на них с палкой. Подростки кидают камни. Кого-то из двенадцати бьют, но они подбирают своего и уходят. В них летят камни, палки. Слышно: Вон отсюда! Богохульники! Шайтаны! Демоны! Отродья дьявола! Один камень попадает Иуде по ноге. Он психует, догоняет этот камень и отсылает его назад с такой силой, что тот попадает в голову здоровяка, тот падает. Показано, как летит камень. Падение толстяка неуклюже, как мешок с говном, кровь струится из головы по камням. Истошный крик старухи: «Убили!» Иуда кричит своим: «Бежим!» Они забегают в рощу, где их ждет Мария, садятся на лошадей, скачут прочь. Звучит красивая музыка. Несколько раз показаны всадники и пейзажи с разных ракурсов. Их лица крупным планом: переглядываются с улыбкой. Глаза веселые и чистые. Красиво развеваются волосы и гривы. Копыта крупным планом. Постепенно пейзаж со скачущими переходит к закату. Иммануил сидит в темноте, делает костерок, все потихоньку подтягиваются, он кому-то из них говорит: мне надо побыть одному. Берет одеяло и уходит. Подошедшие спрашивают: куда он? Петр говорит: а Бог его знает, может за откровением. Иуда говорит: все это хорошо, но что-то есть хочется… Петр: Иуда, а здесь кроме ящериц то нечего есть. - Да я бы и от ящериц не отказался… - Ну в таком случае сходи на охоту, и мы с тобой по-братски поделимся: мне хвост, а тебе все остальное. Все громко смеются. Лунный свет, Иммануил лежит на земле в голом виде, распростершись, смотрит на звезды. Что-то шепчет одними губами, из открытых, не моргающих глаз бегут слезы. Потом сворачивается калачиком, укутывается одеялом и сам становится как бы камнем, частью пейзажа, цвет одеяла такой же серо-голубой, как и камни вокруг. Тишина. Только всхлипы, может быть плач, может быть рыдания. Утро. Все двенадцать человек и Мария поднимаются в гору. Несколько красивых ракурсов, съемки с вертолета. Крупным планом: ноги босые или в сандалиях ступают по камням. На вершине горы площадка. С ее высоты показан пейзаж, ощущение, что это – самая высокая гора в мире. Все рассаживаются по кругу. Встает Иммануил и говорит: сегодня мне было видение, как будто Ессей повстречался мне среди звезд и обнял меня, и я обнял его, и плакали мы, и я стал им, а он стал мной. И услышал, как он нарек меня Ессеем. И говорил, что всякий, кто полюбит меня, между нами будет называться Ессей. И указал он мне дорогу в пустыню. И сидел я в этой пустыне. И привиделся мне верблюд. И сказал он мне: Ессей, я знаю, что ты хочешь есть, и если ты действительно сын Божий, то сделай камень своей мудрости хлебом насущным. И вторил ему желудок мой. Но сказал я: не хлебом одним буду жить я, но всяким откровением Божьим. И сказал ему я: нужна мне выносливость твоя. И поделился верблюд со мной своей силой и указал мне дорогу на крышу синагоги. И очутился я там. Размышлял я над полезностью своей в этом мире. И подошедши к краю крыши, увидел я льва. Лев сказал мне: если ты действительно сын Божий, то не должно быть в тебе страха. Прыгай, ибо ангелы тебя поймают, и не упадешь на землю. И ответил я льву: знаю, в чем сила твоя и смелость, но хочу победить я в себе эту силу и смелость, ибо не им распоряжаться моей судьбой, но Богу всемогущему. И указал мне лев на самую высокую гору мира. И остался я там наедине с собой, и увидел двойника своего в богатых одеждах и сказал он мне: все царства земные отдам тебе, если поклонишься мне в ноги. И видел я диковинных животных, прекрасные сады, золотые города и красивых женщин, но уж больно не хотелось мне за это все отдавать свою душу, ибо ребенок проснулся во мне и спросил наивно: зачем тебе все это, если ты можешь потерять душу? И сказал я своему двойнику: изыди от меня алчность моя и эгоизм, пусть я буду смешон среди людей, но ребенка, который живет во мне, я люблю больше, чем все богатства земли. Ибо в детстве я любил по-настоящему – мать, отца, людей, но больше всего – мечтать. И не было мне равных в этом. И сказал мне ребенок: коли я буду в тебе всегда, тебе будет принадлежать царство небесное. Лица апостолов суровы (показаны по кругу одно за другим) Иммануил продолжает: братья, несколько лет мы ходим по людям, но к нам так никто и не присоединился. Как мы повлияли на умы, на души людей? Никак. Везде мы были изгоями, и к нам никто не прислушивался. Ибо ни одеждой помочь не можем, ни хлебом. А людям только этого и надо. Но мы можем им подарить чудо. Все недоуменно смотрят на Иммануила. - Почему не спрашиваете, какое чудо? Все молчат. Крупным планом рука кого-то, расцепившего пальцы, ладонями вверх. Иммануил оживает, хлопает в ладоши, разводит руками: а чудо самое простое – чудо исцеления. Я знаю, что трое из нас до армии были актерами, мы будем ходить по городам и устраивать сцены врачевания. К примеру: мы заходим в город, я с Петром, остальные все уже на местах. Я читаю проповедь, после этого кто-то из вас кричит: а чем докажешь, что ты сын Божий! И тут появляется Иуда, скукоженый, перепачканный, шатаясь… Фома и Андрей стоят рядом и шарахаются от него: знаем его, он прокаженный! Толпа расступается. Я легкой походкой подхожу к нему, словно на крылышках, Иуда останавливается и, заикаясь, бормочет: господи, очисти меня. Тут я задеваю его рукой, и он уже здоровенький, падает на колени, кричит Господи, и вся наша братия, рассосавшаяся в толпе запускает слово: «О чудо! Он и вправду свят, люди, смотрите на него!» Вот и все чудо. И люди за нами пойдут. И мы им уже можем проповедовать. Как, Иуда, у тебя получится? Крупным планом Иуда: а почему бы и нет? Играл роли и похуже. Петр резко поднимается и говорит: «Брат, ты что затеял, ты хочешь человечество привести к счастью обманным путем? Чему ты сам нас учил? Побойся Бога! Если ты не отречешься от своего плана, я отрекусь от тебя!» Иммануил говорит, уже с суровым лицом: «Это – наш единственный шанс…» - Шанс? Какой еще шанс! - Шанс изменить мир к лучшему, сделать рай на земле (гневно). За Петром поднимается Андрей: «Ты, что-то не туда нас ведешь. То, что ты делаешь, брат, противно Богу.» Иммануил гневно сжимает и разжимает кулаки, громко и нервно объясняет всем: «Какому Богу противно? Когда в одних народах приносят в жертву маленьких детей, отрезая у них головы, они тоже восхваляют Бога. Если хотите услышать, что я думаю о Боге, то услышьте: Волк, убивая оленя для того, чтобы есть, не делает зла, ибо его таким создал Бог. И если бы волк не стал пожирать оленя, не было бы волков вообще на земле. Бог – это гармония. Он – ни злой, ни добрый. В мире людей, так же, как у животных, но только еще хуже, потому что даже волки не истребляют других волков, не отрубают им головы и не распинают на крестах. Ни один волк не испытывает блаженства, наматывая кишки своего мертвого собрата на лапу. Люди хуже животных. А те, которые пошли против природы, пошли против самого Бога. Настроили себе догм. Которые я хочу разрушить. Но мне одному это не под силу. Но, видит Бог, во имя блага всех людей иду я на обман» Иммануил после бурной речи садится на камень. Петр и Андрей стоят. Петр говорит: братья, мы, наверное, пойдем. Иммануил поднимает голову, говорит: пойдем до озера все вместе, не стоит принимать решения на горячую голову. Озеро. Кто-то из апостолов сидит на берегу. Солнечный день. Петр и Андрей рыбачат на лодке. Показано, как они достают рыбу, чешуя блестит и играет золотом на солнце. Петр говорит Андрею: брат, богатство-то какое! Лучше всякого золота. Камера отъезжает и плавно переходит на сидящих на берегу среди камней Фому и Иуду. Фома жует тростинку и говорит: я когда-то жил с женой, у меня был хороший каменный дом и большое хозяйство: коровы, овцы, куры… не жизнь а рай. А ты, Иуда, когда-нибудь вел хозяйство? Иуда молчит. Его не показывают. Ты как будто вообще меня никогда не слушаешь. Переводит взгляд на Иуду и видит, что тот запрокинув голову смотрит наверх. Фома смотрит туда же и видит кружащего в небе орла. Фома говорит: прямо как наш Иммануил, все летает в небесах, летает, мысли и молитвы всех людей читает, все ему там видно. Иуда: летает для того, чтоб найти, что поесть, может на нас смотрит. Смотрит и думает, живые мы или мертвые. Фома: не верю я тебе, Иуда, все ты как-то не о том думаешь, вот о чем ты думал, глядя на этого орла? Кружит – значит будет дождь. Ой не верю я тебе, Иуда. Иммануил гуляет по роще. Идет на шум водопада. Осторожно подходит к ветке дерева, наклоняет ее и видит купающуюся под водопадом Марию. Он смотрит на нее, она хороша. Он любуется ей. Камера показывает ее тело крупным планом. Может быть играет какая-то музыка. Но их глаза вдруг встречаются, Иммануил отводит глаза, отворачивается и быстро идет прочь. Магдалина бежит, пробегая, поднимает свое покрывало, накидывает его на плечи и зовет его: «Иммануил!», он идет дальше, «Ессей!», он останавливается, оборачивается, она обнимает его, он приобнял ее. У обоих грустные лица, в ее глазах стоят слезы (крупный план) Мария: «Я люблю тебя» Он прислоняется к ней головой: «Я тебя тоже» - Будь со мной, пожалуйста, я очень тебя прошу… - Не могу. Как могу оставить я братьев своих. - Почему ты всегда думаешь о других, хоть когда-нибудь подумай о себе. Мы заведем семью, найдем себе красивое место и будем жить на высоком берегу моря. У нас будут красивые и умные дети. Иммануил плачет, они стоят молча. Громыхает гром, льет дождь, они прижимаются друг к другу, их намокшие накидки смотрятся прозрачными, будто они без одежды. Камера отъезжает назад, они становятся точкой среди огромного мирового пейзажа. Ночью у костра. Апостолы сидят, у каждого на рогатине рыбина, которую они жарят. Андрей говорит Иммануилу: мы с Петром наверное были не правы, когда спорили с тобой о Боге. То, что ты говорил, ближе к истине. Но здесь хорошее место и много рыбы, и мы с Петром решили здесь остаться, найти себе жен, завести детишек, и всю жизнь ловить здесь рыбу. Не правда ли, хороша она здесь. Иммануил: «Что, что, а рыба здесь хорошая. И места красивые. И я бы остался здесь, и ловил бы рыбу, но души людей ловить куда интересней.» Треск костра, искры поднимаются в небо, небо звездное, поют сверчки. Молча едят рыбу. Петр, набив брюхо, хлопает себя по животу и довольно произносит: «Ну нажрался! Даже переел как-то. Теперь на рыбу наверное целую неделю не буду смотреть». Его подкалывает Иуда: «Вот те на, а я уж думал, с вами останусь. Рыбу ловить. А ты оказывается ее целую неделю видеть не будешь. Не ребята, вы как хотите, а я пойду с Иммануилом. А рыбы когда переешь, там и помереть недолго…» Все смеются. - Прав Иуда, не останемся мы здесь, пойдем ловить человеков по всему свету. Как бабочек, сачками. Только что мы потом с ними делать-то будем? - Рыбу заставим ловить… Сачками. Ха-ха. Все громко смеются. Иммануил говорит: завтра войдем в город, на разведку пошлем Иуду, если все спокойно и нет римлян, войдем туда. Все помнят свои роли? Симон и Яков – вы будете слепыми, Матфей – обессилевший. За день до начала представления находим себе собеседников и товарищей среди местных под разными предлогами и все выходим на центральную площадь. Остальные растворяются в толпе. Петр и Иуда будут рядом со мной. Ночь. Иисус дремлет у костра. Камера останавливается на костре, весь экран заполняется пламенем. Музыка, какой-то богатый зал, женщина танцует танец живота, движения рук ног и глаз прекрасны. Самодовольный взгляд царя Ирода, восседающего на троне. Большая царская постель, Ирод гладит ее и говорит: проси у меня все, чего хочешь, все на свете отдам тебе, только стань моею. Она кокетливо говорит: милый, хочу, чтобы ты мне преподнес на блюде голову Иоанна Крестителя. У Ирода испуганные глаза, он кричит: «Нет!» Как будто от этого крика просыпается Иисус и тревожно открывает глаза. Утро. Иуда по пескам подходит к городу в черной, длинной накидке. Город – как оазис. Поют птицы, бегут ручьи, играют дети, где-то смеются мужчины, парень любезничает с девушкой, улыбаются, смеются. Иуда идет, примечая все это. Взгляды Иуды крупным планом. Цветы – красивые, похожие на декоративные, босые ноги Иуды (крупный план) ступают легко и осторожно. Взгляд останавливается на отрубленной голове человека, наколотой на шест. На голове – мухи. Иуда как бы проходит мимо, подходит к играющим детям и спрашивает: кто – этот человек? Веселые дети, улыбаясь, пожимают плечами, один говорит: сейчас пойду у бабушки спрошу. Но тут он сам слышит скрипучий голос старухи: это – Иоанн Креститель, казненный накануне за колдовство и богохульство. Иуда видит перед собой старую, старую женщину, сидящую около белого дома. Он поднимает глаза на наколотую голову, и резкий порыв ветра срывает с него плащ, который летит на столб, к верхней его части. Начинается сильный ветер, поднимается песок. Где-то падает и разбивается крынка с молоком. Показана крупным планом голова Иоанна с развевающимися волосами, гордо смотрящая против ветра (на фоне неба с бегущими облаками). Черный плащ Иуды развевается, как два крыла на столбе. Дети бегут домой. Иуда подходит к столбу, протягивает руку к плащу, но ветер подхватывает полы плаща и накрывает им голову Иоанна. В это мгновение ветер останавливается. Иуда как бы замер с протянутой рукой. Отходит назад, крестится один раз, разворачивается и бежит бегом. Они обходят этот город стороной. Молча, с опущенными головами, кто-то ведет под уздцы осла, на нем едет Мария и плачет. У всех лица запыленные, уставшие, кое-как передвигают ногами. Вся компания скрывается среди барханов. Городская площадь недалеко от рынка. Один ремесленник говорит другому: слышал я сегодня от приятеля, что в наш город сегодня придет некто Иисус, исцеляющий людей. Говорят, что он – сын самого Бога. А мать его была девственницей и зачала его непорочно. Говорят, много людей исцелил. И силой такой обладая от Бога, говорит слова, противоположные нашему писанию. Второй спрашивает: а что именно? Говорят, что против мести и говорит не «глаз за глаз», а «ударили по одной щеке – подставь другую». Говорит, что богатым не попасть на небеса и много всего. Пока они разговаривают, вокруг собираются люди, слушают, один из них спрашивает: сегодня, говоришь? А где? – Да, говорят, здесь. Кто-то в толпе на площади кричит: «Идет!» По толпе – ропот, все сбегаются. К этому времени на площади собралось множество калек и священники. За Христом тоже идет много народу – поглазеть на чудо. Тут выходит из толпы Яков с Иоанном, несут на носилках Иуду. Иоанн обращается к Иммануилу: «Господи, вылечи брата нашего!» Иисус подходит к носилкам. Крупным планом по пояс ослабевший Иуда, на нем – тень перекрещивающей руки Иммануила. Иммануил касается его плеча со словами: «Вставай, брат мой. Прощаются твои грехи». Иуда встает и произносит: «Господи, спасибо тебе за помощь твою!» Иммануил говорит: бери постель свою и иди в дом свой. Иоанн и Яков обнимают Иуду и радостные уходят, оставляя носилки. Представители духовенства подходят к Иисусу, один из них выходит вперед: «Какое право ты имеешь от лица Бога прощать человеку грехи?» Здесь подводят трясущегося Х и говорят: господи, избавь сына моего от лихорадки. Иисус крестит его и он становится нормальным. По толпе проносятся ахи-вздохи. Тут к Иисусу подходит богатый: Иисус, я слышал, что богатые не попадают в царство Божие. Иммануил отвечает: если хочешь быть совершенным, раздай имение свое нищим и будешь иметь богатство на небесах. Продолжает громче, как бы для всех: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в царствие небесное, удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому – в царство Божие. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль ржа истребляют и воры крадут, но собирайте себе сокровища на небе, там, где сокровища ваши, там и сердце ваше. Не заботьтесь, что вам есть и что пить и во что одеться, душа не больше ли пищи, а тело – одежды. Взгляните на птиц небесных, они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их. Вы – не лучше ли их? Учитесь у природы, посмотрите на полевые лилии, как они растут, не трудятся, не прядут, а даже царь Соломон, в лучшей своей одежде не выглядел наряднее их. Итак не говорите: что нам есть или: во что одеться, ищите же царство Божие и правду его, и это все приложится вам. Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о себе. Довольно для каждого дня своей заботы. Богатый человек, стоявший перед ним, нагибается к его ногам, поднимает лицо к нему и говорит: не было мне так легко на сердце, как после твоих слов. Спасибо тебе, Иисус, ибо ты есть врач мой. Встает и делает клич на всю площадь: всех, кто голоден, зову к себе. Иисус хлопает его по плечу и вся толпа, в основном калеки, тунеядцы и лентяи покидает площадь. На ней остаются несколько немощных стариков и лежащих на носилках. Поляна около богатого дома, множество народу ест. В центре – Иисус. Он встает и подходит к священнику: а вы, господа, что не присоединяетесь? Они теряются и отвечают: Но ведь ты ешь и пьешь с мытарями и грешниками! Иисус, играючи: серьезно? Смотрит на них. Крупным планом: пропойца хлещет вино, безногий обнимается с толстой женщиной, поворачивается к фарисеям: ах да, не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Ибо я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию. Тут к нему подходит богатый человек с добрым лицом и говорит: у меня больна дочь. Ее надо исцелить. Иисус говорит: где она? Иисус идет, вместе с ним несколько учеников. Он заходит в дом, где при свечах лежит девушка. Увидев его она лишь подняла глаза, слеза скатывается с уголка ее глаза. Отец: Я заплачу, - протягивает мешочек с деньгами. Иисус: не все можно купить за деньги, но словом божьим помогу. Отец: она не говорит, и не слышит. Иисус садится к ней на ложе, берет ее за руку, наклоняется к ней и шепчет что-то на ухо. Она закрывает глаза, он выпрямляется, на ее лице лучезарная улыбка. Все удивляются. Иисус выходит. День, пустыня. За Иисусом идет множество народу. Голос за кадром: «Речь обо мне разнеслась по всей Иудее, множество народу шло за мной и за моими учениками. Мы все друг друга называли братьями и мечтали о городе братской любви». Въезд в Иерусалим. Иисус въезжает на осле по выложенной цветными плащами и зелеными ветками дороге. Толпа кричит: Осанна! Сын давидов! Да здравствует Иисус, пророк из Назарета! Иисус входит в храм и видит, как там торгуют виноградом, тыквами, мехами, голубями, и т. д. – рынок, короче. Говорит: Вы что устроили из храма, вы сделали из него вертеп разбойников и торгашей. Вон отсюда! Открывает клетку с белыми голубями и выпускает их. Иуда азартно хватает корзину с яйцами и кидает их в торговцев. Они опрокидывают столы. Апостолы хватают дыни, шмотки, вышвыривают все на улицу и выталкивают всех торгашей. Народ поддерживает его, все скандируют: осанна! В толпе преобладают красные плащи. Фарисеи подводят к нему женщину. Толпа продолжает скандировать. Один из фарисеев, прищурив глаза, спрашивает: учитель, эта женщина взята в прелюбодеянии. Толпа затихает, все отходят от них, образуя круг. Он тыкает пальцем в книгу: а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями. Что ты скажешь? Толпа молчит. Иисус смотрит на людей. Лица крупным планом, будто ждут от него ответа. Среди них – дети, старики, молодые красивые женщины. Первосвященник, уже закрыв книгу, переспрашивает его. Иисус громко говорит: если кто-то из вас здесь есть без греха, тот первым брось в нее камень. Толпа с площади рассеивается. Остается один Иисус и эта женщина. Она сидит на земле, опершись на одну руку, скрыв лицо волосами, в черной одежде на желтом песке. Иисус подходит к женщине, наклоняется и говорит: женщина, подними глаза, где твои обвинители? Их нет. Никто не осудил тебя. И я не осуждаю. Иди, и впредь не греши. Она встает и уходит. Останавливается, оборачивается, глаза крупным планом, но там, где был Иисус, его уже нет. На пустынной улице только ветер. Иисус сидит в белом плаще, один. К нему подсаживается Мария Магдалина, затем Петр, молчаливо присаживается рядом. Все трое молчат. Подходит Иуда и говорит: Иммануил, тебя там спрашивает какой-то человек. Он говорит, что хочет только посмотреть на тебя. Иммануил встает и идет в темноту. Он видит свет свечи, идет на него, в темноте свеча – как звезда – в темном небе. Мы чувствуем шаг Иисуса, процесс затянут. Он идет все ближе, ближе, потом - очень быстро. Перед ним – старый седой длинноволосый человек в богатой одежде с мудрым лицом, с ним две женщины, у одной из них свеча. Человек показан сперва средним планом, потом – портрет, а затем – глаза. Иммануил громко говорит: отец! Подходя к старику, падает на колени и прижимается к нему, громко рыдая. Старик кладет руки ему на плечи, гладит по голове, поднимает его: наконец-то я нашел тебя! Иммануил встает, они обнимаются с отцом. Дом. Стол, на столе ничего нет кроме свечи, за ним сидят Иммануил и его отец. Отец обращается к сыну: Мне нравится Мария. Она очень хорошая женщина. Но я хочу, чтоб сегодня мы говорили с тобой только вдвоем. Вижу, что хочешь ты сделать для людей, я слышал сегодня твои речи на площади. И действительно, говоришь ты мудрые слова, но некоторым это не нравится. Так как словами своими ты разрушаешь их представление о жизни. Захотят ли люди идти за тобой? И кто в праве за них решать, что им хорошо, что – плохо? Я хочу спросить тебя, осознал ли ты, на какой путь вступил? Я знаю, что ты стал ессеем, но посмотри, как они живут. Они живут в гармонии друг с другом, но отвергают брак, они не рожают детей. Я думаю, что у человека может быть другой путь, он должен найти золотую середину. Что ты, сынок, думаешь? - Отец, я вступил на этот путь не потому, что я этого захотел, а потому, что по-другому я просто не могу. Мне тоже не нравится, что ессеи не оставляют потомства, я знаю, что это – крайность, я знаю, что это чуждо природе, поэтому я здесь. Сердце мое переполнено любовью к людям, и, в то же время, в нем кипит чувство справедливости, и так сильно, что если б я не умел говорить, я бы взял меч. Но бог распорядился так, что я меч заменил на слово. Я хочу создать город, где не было бы ни бедных ни богатых, где не было бы зависти и злобы, где бы не убивали и не воровали, не насиловали женщин, где все были бы друг другу как братья и сестры. И даже если б этот город был небогатым, я уверен в том, что это был бы самый счастливый город на земле. Красивое лицо Иосифа освещено свечкой, он слушает сына, слеза стекает по лицу: сын мой, я горжусь тобой. То, что тебе открылось в 30 лет, я начинаю открывать сейчас. И может быть то, что ты сейчас делаешь, есть то единственное, ради чего стоит жить. Но здесь, в Иудее очень сильны традиции, младенцев убивают, не изображают святых, и иудеи считают себя народом богоизбранным и вряд ли пойдут за тобой. Но ты должен выйти на свет, открыться. Что толку свече гореть под столом, на столе же она светит всем. Он (отец) встает, и прохаживаясь вокруг овального стола, говорит: я слышал от своих старых друзей зороастристов, почитателей звезд, что через несколько дней Солнце на небе погаснет на несколько часов. Ни иудеи, ни римляне этого не знают. Если хочешь, можешь взять это как подарок от меня, как знамение, подтверждающее твои слова. Тайная Вечеря Иисус сидит задумчиво на камне, к нему подходит Петр и Яков: мы посидим с тобой, учитель. Иисус встает и говорит: завтра пойдете в город, встретится вам человек, несущий кувшин воды (здесь кадр: Петр с Иаковом идут за человеком, несущим кувшин). Голос за кадром продолжает: «Последуйте за ним, и куда он войдет, скажите хозяину дома: Учитель просит указать комнату». Старый человек открывает им деревянную дверь. В большой темной комнате за большим столом (на нем горит свеча) сидят уже все апостолы. В дорогих серебряных чашах уже налито вино, Иисус ломает хлеб на 12 частей, и все передают по часовой стрелке эти кусочки и чаши. После того, как это закончено, встает Иисус и говорит: Это есть кровь моя и плоть моя. Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и сын человеческий будет распят. Если пребудете во мне, и слова мои в вас пребудут, то чего ни пожелаете, просите, и будет вам. Тем прославится отец мой, если вы принесете много плода и будете учениками моими. Как он возлюбил меня, и я возлюбил вас, пребудьте в любви моей, я соблюл заповеди отца моего и пребываю в его любви. Вы друзья мои, если исполните то, что я заповедаю вам. Я уже не называю вас рабами, ибо настоящий раб и понятия не имеет, что делает его господин, но я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от отца моего. Если мир вас ненавидит, знайте, что меня прежде вас возненавидел. Если бы я не пришел и не говорил, то не имели бы греха, а теперь не имеют прощения за грехи свои. Ненавидящий меня ненавидит и отца моего. Но да сбудется слово, написанное в законе их: возненавидели меня напрасно. Когда же придет утешитель, которого я пошлю вам от отца, дух истины, который от отца исходит, будет свидетельствовать о мне, и вы будете свидетельствовать, потому что вы со мной с самого начала. Всякий, убивающий вас, будет думать, что этим он служит Богу. Пришло мое время, я должен выйти. Что толку от свечи, которая стоит под столом, и в доме темно. Ее надо поставить на стол. Я знаю, что на меня идет охота. Иуда, брат мой, ты должен сходить к первосвященникам и сказать, где мы находимся. Я думаю, они меня схватят и будут судить. Иуда встает: Учитель, почему я? - Потому что, Иуда, ты мой лучший ученик. Но я надеюсь, что народ, который так идет за нами, не даст меня казнить. Я верю, что многие души мы спасли. Они будут меня судить за то, что я называю себя царем иудейским. И если народ это признает, то я могу здесь сделать город братской любви. Петр встает: Иммануил, что ты говоришь! Иисус поднимает ладонь, чтобы он замолчал: я продолжу. Но я истинно говорю вам, лучше для вас, чтобы я пошел, ибо, если я не пойду, утешитель не придет к вам, а если пойду, то пошлю его к вам. И он, придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде. О грехе, что не веруют в меня, о правде, что я иду к отцу моему, и уже увидите меня. О суде же, что князь мира сего осужден. Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить. Братья, коли я умру и покину эту землю и вернусь в царствие небесное, то проповедуйте слово мое, исцеляйте больных, воскрешайте мертвых. Даром получили, даром отдавайте. Не берите с собою ни золота ни серебра, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви ни посоха. Входя в дома приветствуйте хозяев, говоря: мир дому вашему. Если дом будет достоин, то мир ваш придет в него, а если нет, то к вам возвратится. Если кто не примет вас, то выходя из этого дома, отрясите прах от ног ваших. Я посылаю вас, братья, как овец среди волков. Так будьте же овцами в волчьих шкурах. Так будьте же мудры, как змеи и просты, как голуби. Остерегайтесь же людей, ибо они будут судить вас и бить в своих храмах. Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой. Не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах. Говорит со счастливым лицом: славлю тебя, отец, владыка неба и земли, то, что ты утаил от мудрых и разумных и открыл младенцам, отец, ибо детям открыто царствие небесное, а продавший в себе ребенка не узрит Бога. Обращается к ученикам: все передано мне отцом моим, и кто есть сын, не знает никто, кроме отца, и кто есть отец, не знает никто, кроме сына, и кому сын хочет открыть. Я говорил вам притчами, но наступило время, когда я должен сказать вам все. В тот день будете просить во имя мое, и не говорю вам, что я буду просить отца о вас, ибо сам отец любит вас, что вы возлюбили меня и уверовали, что я исшел от Бога. Я исшел от отца и пришел в мир и опять оставляю мир и иду к отцу. Вот наступает час и настал уже, что вы рассеетесь, каждый в свою сторону и меня оставите одного. Но я не один, потому что отец со мной. Обращается вверх: Отец, пришел час, прославь сына твоего, и сын прославит тебя. Так как ты дал ему власть над всякой плотью, да всему, что ты дал ему, даст он жизнь вечную. Знаю, эта жизнь – вечная, потому что знаю тебя. И ныне прославь меня ты, Отец, у тебя самого славою, которую я имел у тебя прежде бытия мира. Я передал им слова твои. И мир возненавидел их, потому что они не от мира сего, как и я не от мира. Не прошу, чтобы ты взял их из мира, но прошу, чтобы сохранил их от зла и погибели. Как ты послал меня в мир, так и я послал их в мир. Я – в них и ты во мне, да будем совершенны в единстве. Обращается снова к апостолам (их лица – крупным планом по кругу): Братья, все это я вам сказал, чтобы вы имели во мне мир. В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь, я победил мир. Во время речи показаны лица апостолов, их руки, куски разделенного хлеба и крынки с вином. Ночь. Иуда в желтом плаще, снят по пояс, быстро, целеустремленно идет куда-то. Волосы развеваются. Слышен лязг оружия. Иуда спотыкается, падает, камера отъезжает, два легионера его поднимает, идут дальше. Мы видим Иуду в сопровождении отряда легионеров. Море ночных костров на ночной поляне как звезды на небе. (Пространство можно дополнить свечками) Когда Иуда проходит мимо костров, люди, сидевшие у них, встают. Крупным планом лицо Иуды, фас. Он плачет. Камера подходит к одному из костров, вокруг костра сидят апостолы, Иисус – спиной к нам. Он встает, оборачивается, видит Иуду, у него удивленное лицо (крупный план). Иуда на полном ходу протягивает трясущиеся руки, лицо искажается гримасой трагедии и боли, видим слезы. Иисус тоже как бы протягивает руки вперед. Иуда обнимает его и плачет навзрыд. Подходит легионер, отшвыривает Иуду в сторону, тот падает, лежит лицом к земле и продолжает плакать. В это время легионер протягивает руку к Иисусу, хочет его схватить, но Петр бьет его кистью руки снизу наотмашь. Выхватывает меч у легионера, бьет его локтем в челюсть, тот падает. Второй легионер с размаха и с разбегу двумя руками хочет нанести удар мечом горизонтально, но Петр нагибается, уходя от удара, и резким выпрямлением спины кидает его через себя в костер. У третьего выбивает меч своим мечом и бьет по шлему одного из солдат, он падает. Подбегает еще один легионер, но между ними вырастает Иисус: опусти меч, ибо все, взявшие меч, от меча и погибнут. Неужели мне не пить чаши, которую дал мне Отец? Иисуса схватили, и ведут связанного тем же путем обратно, люди в страхе разбегаются, а легионеры бегут за ними. Легионер хватает за подол одеяла юношу, одеяло срывается, он бежит дальше голым. В синагоге множество первосвященников. Среди них – Иосиф из Аримафеи. Один встает: сегодня мы должны осудить этого смутьяна, который пытается расколоть веру наших предков. Рассорить нас друг с другом, чтобы наш, ослабленный войнами и завоеваниями но богом избранный народ превратился в жалкое отребье. Я – за то, чтобы этого человека выдали суду перед Понтием Пилатом, так как мы сами своими руками не можем чинить расправы. Но считаю необходимым пытать Иисуса, чтобы раскрыть заговор, так как полагаю, что Иисус являлся лишь мелкой сошкой в руках шпионов и политиканов. Пытать до тех пор, пока не назовет имя своих сообщников. Кем бы они ни были и какой бы пост ни занимали. Крупным планом лицо Иосифа Аримафейского. Иисус связанный сидит перед ним. Встает другой первосвященник: есть свидетельство о том, что Иисус лжепророчествовал, распространял ересь, шарлатанство и чародейство, - указывает на бумаги. Другой первосвященник: язычник, ты действительно говорил, что ты сын божий? Иисус: а кто же я еще. Стоящий рядом охранник в еврейской одежде со словами: «Не богохульствуй!» ударяет его по щеке. Кадр: голова Иисуса на полу, рядом – ноги охранника. Слова за кадром: «Как ты, бродяга и тварь, разговариваешь со святыми людьми!» Крупным планом лицо Иосифа, он опускает глаза, другой, сидящий рядом, что-то записывая, покачал головой охраннику. Тот помог Иисусу встать. Он отвечает: «Я уважаю святых людей, которые жизнью своею и деяниями своими служат Богу и людям, ищут истины и справедливости, и потому не пресмыкаются перед имущими власть на земле. И нет нужды у них в показной святости, не достигают раболепством высот служебных.» - Иисус, я повторяю вопрос, ты говоришь, что ты сын божий, объясни. - Если Бог – это жизнь, и жизнь дана мне отцом, то почему я не сын божий. Пауза все молчат удивленно. Все тот же спрашивает: - Действительно ли ты веруешь? - Не верю, но знаю. - Значит ты один только знаешь о Боге? И только твоим путем его можно постичь? Иисус молчит. Встает другой первосвященник: - Правда ли то, что ты, Иисус, говорил, что обрезание младенцев необязательно? - Если их Бог создал необрезанными, то стало быть в обрезании нет надобности. - Известно ли тебе, язычник, что изображать Бога противно иудейским традициям? А среди твоих учеников распространяются изображения не только святых, но и самого Бога. Не хочешь ли ты навязать нашей стране митраизм, и тем самым рассорить народ иудейский? - Не разъединить, но объединить в любви. Встает очень богатый: - Правда ли то, что ты себя называешь царем иудейским, ибо только царям можно объединять народы? Разве ты – царь иудейский? - Если по-вашему, только царь может сделать это, тогда я – царь иудейский. Все зашумели и затопали. Поднялись с мест и направились к нему. Но встает главный судья и говорит: не будем в порыве гнева убивать, так как закон иудейский запрещает. Не будем на себя кровь его принимать. Но и перед народом его оставлять нельзя, ибо так просты мысли его, что черни доступны. Объявим же всем, что называл себя сыном божьим и царем иудейским. Пусть народ иудейский и решает. Предадим его римским солдатам. Сидит за решеткой. Двери открываются, здоровый охранник иудей срывает с него одеяло и, довольный, со словами: «Раз ты у нас царь, то и одежда должна быть царской!», дает ему дорогой плащ. Подводит его к двум шеренгам римских солдат и толкает: вот твой тяжелый путь на трон! Солдаты бьют его палками, но многие не бьют. Офицер приказывает, кто-то его чуть-чуть ударяет, но без особой жестокости, хотя встречаются очень сильные удары, от которых он падает. Но другие солдаты поднимают его, и он, шатаясь, идет дальше. Иисус успевает шептать: «Братья». Некоторые плюют на него, пинают и смеются, кто-то рванул с него плащ, и этот плащ раздирают на сувениры, громко смеясь. Люди, собравшиеся вокруг солдат, показывают пальцем и смеются. Иисус бежит голым, закрывая руками голову. Кадр: за ногами солдат он уже ползет по земле весь в крови. Слышен хохот, смех солдат и детей. После того, как Понтий Пилат выходит на крыльцо в белом плаще с римским золотым орнаментом в сопровождении офицера, толпа перестает смеяться. Он подходит, поднимает Иисуса, одевает на него свой плащ и поворачивается к толпе: в чем честные граждане, обвиняете вы этого человека? Голос старческий. Выходят первосвященники. Народ кричит: чтит себя сыном божьим и царем иудейским. Но не избирали мы его царем. Говорил он, что камня на камне не оставит от наших храмов, а новые в три дня построит. Говорил он, разрушающий старое есть созидающий. Пилат им говорит: так берите его сами и судите его. Народ молчит. Пилат спрашивает: почему считаешь себя царем? Иисус: царство мое не на земле, оно не от мира сего. Взгляни на небо, там все надежды, там – страна наших мечтаний. Когда негде скрыться от зависти и насилия на земле, и всех принимает царство небесное, кто живет мечтой и надеждой. Если б мое царство было на земле, то вступились бы все за меня, не был бы я предан и поруган народом своим. - Слышал я, что ты хотел изменить мир. - Не про мир говорил я, но про мир людей. - Умен, но знаешь ли ты, что я имею власть распять тебя и власть отпустить тебя? - Не ты, но Бог и властью, данной тебе богом. Потому нет в тебе вины, но вина в народе, который предал меня. Пилат обращается к народу: граждане Иудеи, Иисус – умный и добрый человек, и вины для смертной казни я не нашел Кричат старики, мужчины: «Смерть ему!» На них смотрят женщины и тоже кричат: «Смерть ему!» Дети смотрят на родителей, и, не понимая, тоже кричат: «Смерть ему!» Кадр: как ребенок копирует серьезное лицо отца и кричит. Кричат бедные и богатые. Понтий Пилат поднимает руку, все замолкают: граждане Иудеи, сегодня праздник перед Пасхой, и, по обычаю, вы можете отпустить одного человека на свободу. Машет рукой. И из темницы выводят здоровенного, накачанного, с ужасным лицом, Варраву. Он гудит кандалами, около него несколько легионеров. У Варравы наглая улыбка. - Выбирайте, кого из них отпустить. Убийцу и насильника Варраву, или Иисуса? Все кричат: «Варраву отпусти!» Пилат опять обращается к людям: - вы привели ко мне человека, как развращающего народ. Еще раз говорю, что не нашел я этого человека виновным в том, в чем вы его обвиняете. Идет царь Ирод с Иосифом из Аримафеи и говорит: ничего в нем не найдено, достойного смерти. К Пилату подходит его красивая жена: Не казни Иисуса. Пилат: тогда я его отпускаю. Но народ еще громче вопит в истерике: Распни его! распни его! Разъяренные лица людей: стариков, старух, крупным планом. Пилат показывает знак, слуги ему приносят стул, воды с тазиком, льют воду на руки. Он умывает руки, поднимает руку вверх, когда толпа замолкает, говорит: «Не виновен я в крови этого праведника». Кто-то из толпы кричит: пусть, пусть будет кровь его на нас! Гневная старушенция поддерживает его. Первосвященники подносят ему бумагу с пером, Понтий Пилат расписывается. Кричат все: женщины, дети. В толпе показаны: девочка сидит на шее у отца, когда толпа кричит, лицо ее отрешенное, и на глазах слезы; разные люди кричат. Через серию портретов показан опять кричащий человек, камера движется по его руке, держащей детскую руку. Ребенок оказывается хорошеньким еврейским мальчиком, он явно не понимает, что происходит. Дорога. Идет Иисус и медленно тащит на плечах здоровенный крест, который тащится по земле. По бокам дороги – толпа. За Иисусом – несколько всадников-офицеров. Иисус падает, на него опять накладывают крест, он тащит дальше. Накидка его стала грязной, кровавой. Крупным планом его руки, его лицо, его ноги, лица солдат-легионеров. Кто-то смотрит с сочувствием, кто-то из толпы смеется над ним. Кто-то кидает в него камень, но римский офицер хлещет бросившего плетью. Толпа хочет подойти поближе, но офицеры плетками разгоняют ее. Вдруг вырывается человек, он получил свой удар плетью и упал. Но, встав, подбежал к Иисусу и понес его крест вместе с ним. И вот они молча идут дальше вдвоем. И Иисус оживился, лицо его – просветленное, несмотря на тяжесть креста. Голос за кадром: О, Господи, разве мог я мечтать о таком счастье, как идти рядом молча с этим человеком. Может быть ради этих мгновений я жил и боролся. Кадр, вид со спины, камера сверху, так что видно лишь головы и крест, плывущий вверх, он постепенно уходит вверх экрана. Через толпу бежит женщина в черном. Она спотыкается, падает и снова бежит. Женщина старая, некрасивая. Это – мать Иисуса. Когда она не может протиснуться через толпу, она толкается и орет. До нее доносится стук молотка и крик. Ее бег затянут. И вот на горе поднимается крест. И она кричит навзрыд и падает. Идет к кресту на четвереньках и громко плачет. Люди расступаются. Она не видит его лица, а лишь крест. Люди на ее пути расступаются. Камера с ее стороны показывает эту тропу, как бы прорубленную в толпе, к самому кресту. Она поднимается медленно и, как обезумевшая, медленно идет, протянув к нему руки. Может быть она слепая, идет, как бы на ощупь. Волосы ее растрепаны. Черный плащ ее раздувает пыльный ветер. Если глаза слепые, то показать их крупным планом. Крупным планом – трясущиеся руки, пальцы, протянутые к нему. Из глаз – слезы. И в то же самое время – на лице радость что она нашла его. Она шепчет: сынок… Вид со стороны Иисуса: он видит ее глаза крупным планом, и камера отъезжает, мы видим опять толпу, коридор в ней. Иисус опускает голову, как бы кланяясь ей, до этого он держал ее поднятой. Женщина идет, и лицо ее просветленное, хотя и в слезах, она шепчет: Господи, сыночек, наконец-то я нашла тебя, ведь я тебя искала всю жизнь. Я так и знала, что ты будешь здесь. Люди, видя затмение, в смятении и страхе охают и ахают, кто-то из толпы, может быть один из учеников Иисуса, кричит: он и есть сын божий! И вот, пока она подходит к нему, постепенно происходит солнечное затмение. Иисус видит затмение и шепчет: Господи, не оставь меня. Господи, не оставь меня. Темнота. Голос за кадром: «Последователи его учения образовали коммуну недалеко от мертвого моря и жили там в братской любви и согласии».